Я и пытаюсь вырваться из этого всего, потому что выхода нет, потому что через несколько лет у меня были бы жена и дети, и пеленки бы висели на веревке поперек коридора, и пахло бы горшком, мочой, едой, на дачу нужно было бы таскаться, знакомиться с родственниками жены, и свадьба - тупая, с выкупом и с пьяными гостями, которые кричат "Горько", откусывание хлеба, кто больше, ЗАГС с теткой, которая будет заученные фразы произносить пафосным голосом, дети с поносом и соплями. У моей матери было в юности два жениха, один - студент физмата, а второй - мой отец, и она, дура, выбрала моего отца, который всю жизнь только и делал, что ей жизнь портил, бухал не просыхая, ругался с ней по пустякам, не понимал ее никогда, а я вот думаю, а что, если свяжусь с какой-нибудь идиоткой, которая будет смеяться над тем, что я пишу, над тем, какой я вообще, я этого не хочу заранее, даже вероятность того, что это может произойти, выводит меня из себя. Это ужасно, как все живут, никому ничего не надо, пожрать, выпить и спать, ну, телевизор иногда посмотреть, ну, потрахаться, а я ведь точно знаю, что, если на меня насядут, я брошу писать, превращусь в своего отца, в такого же козла, пьющего втихую, требующего, чтобы каждый день свежий хлеб покупали, даже если для этого хрен знает какую очередь надо отстоять. Меня бесит, что писатели, художники, ученые - обычные люди, такие же обезьяны, как и все остальные, вот что меня бесит, вот с этим я не хочу жить, с этим несовершенством , которое не исправить никак. А мое самоубийство - это доказательство моей правоты, что я не жалею умереть за свои идеи, за то, что творить в наше время - бесполезно, все скатится или в деньги, или в непризнанность - и неизвестно, что хуже. Даже если бы я стал в конце жизни патриархом, все равно от старости-то это меня не избавит, начну впадать в маразм, буду шамкать, заболею геморроем - это невыносимо. (с) Алексей Сальников, "Петровы в гриппе и вокруг него"